Как диссиденты с помощью кибернетики пытались изменить Мир

Западная наука об управлении сложными системами стала опорой не только советской плановой экономики, но диссидентов, которые с ее помощью доказывали, что СССР нужны рыночная конкуренция, многопартийность и свобода слова.

С самого начала кибернетика была не просто наукой, нацеленной на приме­не­ние математических методов в разработке вычислительной и военной техники. Основоположник кибернетики Норберт Винер видел ее предназначение в изу­чении процессов контроля и связи в сложных системах, подобных человече­скому мозгу или вычислительным машинам. И хотя социологией Винер не за­нимался, в число таких систем он включал «общественную систему» и как человек, неравнодушный к политике и морали, анализировал с точки зрения нового кибернетического мышления в том числе и политические режимы. Согласно базовым положениям кибернетики, любой системе постоянно угрожает опасность возрастающего беспорядка и перехода в состояние хаоса. Чтобы система находилась в состоянии порядка или равновесия (гомеостаза), центр системы и его элементы должны беспрепятственно получать информа­цию и обмениваться ею в порядке обратной связи. Если же государство как общественная система чрезмерно контролирует мысли людей, а его аппарат непроницаем для обратной связи, никакого обмена информацией не проис­ходит, стабильность государства находится под угрозой. В своих работах 1950-х годов Винер предупреждал о неустойчивости не только тоталитар­ной системы СССР, но и американского маккартизма.

Теоретические положения кибернетики оказались настолько универсальными, что повлияли на развитие общественных наук в США. В приложении к ним кибернетика становилась своего рода демократической теорией. Она утвер­ждала, что централизованно принимать решения без участия населения неэф­фективно, а репрессивно контролировать граждан и вовсе вредно. Не говоря уже о том, что в XX веке контроль чаще всего подразумевал цензуру и подав­ление инакомыслящих, то есть ограничение свободы информации — основы основ кибернетики.

Иллюстрация из статьи Дэвида Истона «Подход к анализу политических систем» в журнале World Politics. 1957 год© Cambridge University Press

После реабилитации кибернетики в Советском Союзе во второй половине 1950-х годов  перед советскими интеллектуалами встала непростая задача — представить ее обществу и партийным чиновникам областью знания, которая не противоречит официальной коммунистической идеологии. Кибернетика стала «наукой об оптимальном управлении» (так назвал в 1964 году свою книгу один из советских первопроходцев кибернетики Аксель Берг). Она обещала с помощью ЭВМ рационализировать советскую плановую экономику и как можно скорее привести советское общество к коммунистическому раю (сбор­ник статей 1961 года под редакцией того же Берга так и назывался: «Киберне­тику на службу коммунизму» и выходил потом как серийное издание). Так кибернетика в публичном пространстве стала служанкой советской эконо­мики. Но никакие рассуждения о свободе информации и автономии общества не могли появиться на страницах официальной печати, так как противоречили доктрине марксизма-ленинизма и подрывали установившееся в СССР поло­жение вещей (которое подразумевало цензуру, подавление инако­мыслия, централизованное планирование экономики без местного контроля, отсутствие хотя бы полуавтономных от коммунистической партии областей экономиче­ской и общественной жизни). И тем не менее в 1967 году американ­ский математик Герберт Левин, высказывая предположение, что новая наука все-таки сможет повлиять на общественную мысль в СССР, писал, что «киберне­тика, ставшая новой верой в Советском Союзе, может оказаться идеологи­че­ской опорой, необходимой Советам, чтобы принять использование рыночных механизмов. Это может позволить им рассматривать изгибы и колебания рынков не как признаки анархии (как их видел Маркс), а как реакции на меха­низ­мы обратной связи».

Левин оказался прав: в конце 1960-х и в 1970-х годах кибернетика действи­тельно смогла повлиять на общественную жизнь СССР, но не так, как он пред­полагал. С помощью кибернетики советские диссиденты анализировали в самиздате социально-политическое устройство СССР.

Диссидентское движение в СССР в основном состояло из представителей научно-технической и гуманитарной интеллигенции. Кибернетика не могла не попасть в поле их зрения — больше того, как писал математик Владимир Успенский, она сплотила советскую интеллигенцию в неформальное обще­ственное движение . Советские математики, биологи, лингвисты и инженеры читали изданные по-русски многотысячными тиражами работы классиков кибернетики (Норберта Винера, Уильяма Эшби, Клода Шеннона) и по-своему применяли их в своих науках. Так, математик и диссидент Александр Есенин-Вольпин в 1964 году написал статью на тему «Логика и кибернетика». Ставший в 1960-е годы известным правозащитником генерал Петр Григоренко руково­дил кафедрой военной кибернетики в Военной академии им. Фрунзе в конце 1950-х годов. Литовский поэт и филолог Томас Венцлова, поссорившийся с советской властью в 1970-е годы, интересовался кибернетикой как новым некоммунистическим стилем мышления. В 1965 году Венцлова даже написал книгу «Голем, или Искусственный человек» на волновавшую тогда всех тему искусственного интеллекта. Кибернетика проникала во все области знания и неизбежно должна была повлиять на общественно-политическое мышление людей, недовольных советской реальностью.

«Инерция страха» Валентина Турчина

Валентин Турчин © refal.net

До 1964 года физик Валентин Турчин работал в Физико-энергетическом институте в Обнинске. Заинтересовавшись кибернетикой, перешел в Институт прикладной математики СССР, где занимались космонавтикой, биологической кибернетикой и информатикой. Там он изобрел один из первых языков про­граммирования рефал.

«Инерцию страха» Турчин написал в 1968 году. Это было время застоя, независимая от коммунистической партии общественная жизнь подавлялась, шла борьба с инакомыслящими. Александра Есенина-Вольпина принудительно заключили в психиатрическую больницу; четырех молодых людей судили за из­готовление и распространение самиздатского сборника документов о су­дебном процессе над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем . И одновременно это было время диссидентской активности. В 1968 году была развернута общественная кампания — писались коллективные письма в защиту диссидентов и — параллельно — демократических прав и свобод, зафиксиро­ванных в Конституции СССР. В кампании принимали участие в основном ученые, в их числе был и Валентин Турчин. 

В своей брошюре Турчин диагностировал отсутствие в СССР основных демо­кратических свобод и объяснил это «инерцией страха», которая сохранилась после правления Иосифа Сталина и мешает построению настоящего комму­нистического общества. Задачей своей работы Турчин назвал «апологию науч­ного коммунизма», который отличался бы как от «тоталитарного» коммуниз­ма, установившегося в СССР, так и от «буржуазных» обществ Запада. Он верил, что партийных чиновников можно убедить в необходимости демократизации советской социально-политической системы, поэтому сначала отправил статью в официальный журнал коммунистической партии «Коммунист». Разумеется, там Турчину отказали в публикации. Тогда он распространил брошюру со статьей «Инерция страха» через самиздат.

Тезис работы Валентина Турчина заключался в том, что человечество эволюционирует в соответствии с универсальным космическим законом увеличивающейся интеграции. Человечество и отдельные общества — это системы, структура которых постоянно усложняется. Связей между элементами становится все больше, элементы распределяют между собой функции и выполняют их все более эффективно. В обществах элементами системы являются люди, воздействующие друг на друга своими поступками и переданной информацией. Валентин Турчин считал, что высшие цели развития человечества как части космоса — все большее сплочение людей (социальная интеграция) и реализация свободы творческого начала личности. В «буржуазных» западных обществах свобода личности достигалась за счет разъединения индивидов. В «тоталитарной» системе СССР, наоборот, социальная интеграция компенсировала подавление свободы личности, лишь выполнявшей инструкции вышестоящих инстанций иерархии. По мнению Турчина, очевидное противоречие между двумя эти целями должно быть разрешено в настоящем коммунистическом обществе, основанном на демокра­ти­ческих началах: свободе слова и контроле за управляющими органами. В нем отдельная личность продолжала бы реализовывать свою творческую свободу, подобно клеткам, объединяющимся в организме и продолжающим выполнять свои биологические функции.

Валентин Турчин исходил из базовых положений кибернетики, которую он называл «теорией систем» . Анализ советского общества как киберне­тической системы позволял ему отстаивать интересы интеллигенции, страдавшей от цензуры. В «Инерции страха» он подчеркивал, что сложные системы, такие как советская экономика, нуждаются в свободе создания, распространения и анализа информации. Турчин не соглашался с официаль­ными глашатаями советской кибернетики, которые видели в ней инструмент еще большей централизации плановой экономики — благодаря ЭВМ, эффек­тивно направляющим данные из периферии в центр системы (Госплан СССР). Согласно кибернетическому подходу Турчина, усложнение любой системы ведет к увеличению количества информации. Поэтому, утверждал диссидент, нужно децентрализировать управление, расчленить систему на полуавтоном­ные подсистемы, где была бы обеспечена свобода получения и распростране­ния информации. С точки зрения Турчина, коммунистическая партия должна была произвести такую «демократизацию», чтобы советское общество развивалось согласно естественным кибернетическим законам.

«Демократизация» Валентина Турчина не требовала многопартийности и рыночной экономики. Он признавал положительное влияние конкуренции на развитие систем, но настаивал, что общество движется вперед за счет внутренних сил и противоречий. Согласно Турчину, многопартийность нарушает принцип интеграции, так как стимулирует социальную и полити­ческую борьбу. Напротив, в одной партии, основанной на свободе дискуссий и контроле за руководством, лучше решаются общественные проблемы и сохраняется равновесие системы:

«Если народное хозяйство можно уподобить костно-мышечной системе человека, аппарат государственного управления — нервной системе, то партию можно сравнить с кровеносной системой. Она обеспечивает глубокое „химиче­ское“ единство организма, совместимость тканей и органов, столь различных по своим функциям».

Трактат Валентина Турчина широко распространился в самиздате и нашел как сторонников — благодаря защите коммунистической утопии без явной крити­ки марксизма-ленинизма, — так и противников — по той же самой причине. В 1970 году Турчин вместе с другими известными диссидентами, физиком Андреем Сахаровым и историком Роем Медведевым, написал публичное письмо руководителям коммунистической партии и советского правительства. Идея написать письмо принадлежала именно Турчину. Андрей Сахаров вспо­минал, что его главная мысль заключалась в «необходимости демократизации и интеллектуальной свободы для успеха научно-технического прогресса нашей страны» . Это были все те же идеи, которые Турчин озвучивал в «Инерции страха».

В том же 1970 году Валентин Турчин закончил писать книгу «Феномен науки. Кибернетический подход к эволюции», где развивал мысли об эволюции всех живых существ во вселенной как усложнении их «кибернетической» органи­зации. В 1973 году книгу не выпустили из-за того, что Турчин публично под­держи­вал известных диссидентов. В 1974 году он стал председателем москов­ского отделения правозащитной организации Amnesty International и был уволен с работы. В 1977 году он получил приглашение на работу из Уни­верси­те­та Нью-Йорка, куда ему в итоге удалось попасть через Израиль. В эмиграции Валентин Турчин продолжил заниматься кибернетикой, теперь — как всеохватывающей философией, объясняющей любые процессы во вселен­ной и отвечающей на главные философские вопросы — о свободе воли, нравствен­ных ценностях, пределах познания и т. д. 

«Наш новый мир» Доры Штурман

В 1971 году литературовед из Харькова Дора Штурман опубликовала в самизда­те под псевдонимом В. Е. Богдан книгу «Наш новый мир. Теория, эксперимент, результат».

 

Дора Штурман заинтересовалась социально-экономическим и политическим устройством советского общества еще в начале 1940-х, когда была студенткой филологического факультета Харьковского университета. В эвакуации в Алма-Ате она написала статью о жизни и творчестве Бориса Пастернака, в предисло­вии к которой рассуждала о советском обществе с точки зрения марксистко-ленинской философии. Она пришла к выводу, что советский строй является не социалистическим, а монокапиталистическим — в нем тенденция увели­чения монополизации капитала и эксплуатации рабочих, наблюдавшаяся в западных обществах, нашла завершение в виде всепоглощающего государства во главе с коммунистической партией. В 1944 году Штурман и ее друзей, с которыми она обсуждала свои идеи, арестовали и приговорили к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. После освобождения она работала в сельских школах Харьковской области, а после смерти Сталина в 1953 году даже вступи­ла в партию (ее исключили в 1962 году за сокрытие судимости). В мемуарах Штурман вспоминала, что последовавшая за кончиной вождя оттепель привела к информационному буму — публикации дотоле неизданной или запрещен­ной художественной, публицистической и научной литературы. В том числе — о кибернетике. Вернувшись в Харьков в 1962 году, Штурман начала писать работу о советском социально-экономическом и политическом устройстве. В 1968 году записи в тетради превратились в масштабное исследование — книгу «Наш новый мир».

Штурман была необычайно начитана в области кибернетики: в своей работе она ссылалась на западных классиков, переведенных на русский язык (Норберт Винер, Уильям Эшби), и на советских ученых, занимавшихся кибернетикой. Кроме того, друзья снабжали Штурман малодоступной литературой из самиз­дата, тамиздата , частных библиотек и спецхрана .

Как и Валентин Турчин, Дора Штурман считала, что политическая и эконо­мическая организация советского общества не соответствует законам суще­ствования кибернетических систем. Однако, в отличие от Турчина, с помощью кибернетики Штурман отстаивала либеральные, а не коммунистические взгляды.

По мнению Доры Штурман, люди, подобно элементам любых систем, выпол­няющим свои индивидуальные функции, преследуют личные интересы. Она ссылалась на статьи коллектива советских биологов и математиков, где исследовался локальный способ организации биологических организмов : цели отдельных элементов не подчиняются директивам центра системы, а объединяются таким образом, чтобы приносить пользу всей системе. Штурман настаивала, что общественные системы должны быть устроены так же. В этом ее взгляды совпадали со взглядами Валентина Турчина: функ­ции отдельных элементов, соединившись, дают системе новое положительное качество. Однако Дора Штурман не считала, что развитие системы происходит за счет внутренних сил и противоречий. Опираясь на знания из области биоло­гической кибернетики, она писала, что общественные системы развиваются согласно принципу естественного отбора. Она отождествляла его с рыночной конкуренцией.

В зависимости от доступа к информации Штурман делила общественные системы на два типа: демократии и диктатуры. Она считала, что в основе демократии лежат «законы капиталистического рынка»: свобода производства и потребления информации. Диктатура, напротив, означает «крайнюю степень монополизма в области информационного предложения» . В условиях диктатуры все элементы ограничены в информационном обмене и подчинены целям центра системы, сформулированным без их участия. В этой части Штур­ман развивала свои старые идеи о советском государстве и даже применяла к нему термин «монокапитализм», который придумал ее друг Марк Черкасский накануне их ареста в 1944 году. Следуя рыночной логике, Штурман считала, что только постоянная конкуренция множества элементов системы — произво­дителя информации способна уберечь общество от монополизма диктатуры. Из этого заключения вытекало требование существования множества идей и партий, борющихся на политическом рынке, подобно предприятиям, конку­рирующим за потребителей. Так Штурман приходила к тому же выводу, что и Валентин Турчин, — о необходимости демократизации для поддержания равновесия и развития общественной системы. Вместе с тем она расходилась с ним по поводу целей демократизации. Если Турчин считал, что в рамках одной коммунистической партии люди должны общаться и нащупывать общие интересы, то Штурман полагала, что общество представляет собой конгло­мерат людей и социальных слоев с разными интересами, которые они должны отстаивать в перманентной борьбе на идеологическом рынке. Постоянная борьба идей и интересов и является, как считала Штурман, сутью демократии. 

Книга Доры Штурман была примечательна наличием схем систем демократии и диктатуры. Похожие схемы строили западные социологи и политологи, находившиеся под влиянием кибернетики. 

Работа Доры Штурман, написанная под псевдонимом В. Е. Богдан, в маши­нописном виде попала в Москву в 1971 году. Как и трактат Валентина Турчина, она нашла среди инакомыслящей интеллигенции и критиков, и сторонников. Рой Медведев, соавтор Турчина по письму к руководителям Советского Союза, посчитал ее вредной за критику социализма и коммунизма. Напротив, Петр Григоренко нашел работу настолько убедительной и инте­ресной, что пригла­сил ее автора в Москву для знакомства. Однако Штурман оставалась инког­нито. Вторая редакция книги появилась в самиздате в 1974 году, вышло около ста копий. Книгу читали не только в Москве, но и на Украине. С популярно­стью пришла опасность нового ареста за антисоветскую агитацию (статья 70 Уголовного кодекса РСФСР) и распространение измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй (статья 190-1 Уголовного кодекса РСФСР). В 1977 году Штурман репатриировалась с семьей в Израиль. Она сумела перевезти «Наш новый мир» с другими работами через границу на фотопленке и в 1981 году опубликовала книгу в Иерусалиме, где работала в университете. В 1980-е годы Дора Штурман стала известным тамиздат­ским автором. Она продолжила заниматься исследованием советской истории, политики и экономики и открыто участвовала в идеологических дебатах советских диссидентов.

«Очерки растущей идеологии» Виктора Сокирко

Предсказание Герберта Левина о том, что кибернетика откроет дорогу рыночному мышлению в СССР, сбылось не только для Доры Штурман, но и для Виктора Сокирко. В 1970 году он написал и распространил через самиздат свою работу «Очерки растущей идеологии (Антигэлбрейт )», чтобы «кибернетически оправдать капитализм».

Очерки растущей идеологии. 1974 год. Виктор Сокирко опубликовал свою книгу под псевдонимом — К. Буржуадемов, образованным от выражения «буржуазная демократия». © Издательство «Эхо»

Инженер по образованию, Виктор Сокирко читал футуристические произве­дения Станислава Лема и верил в наступление кибернетической революции. Сегодня мы бы назвали Сокирко технооптимистом. Он считал, что внедре­ние машин в экономику полностью вытеснит человека из производства. За чело­веком останется только функция центра экономической системы — он будет определять цели для машин. Полная автоматизация производства приведет к исчезновению наемного труда и эксплуатации. Люди будут зани­маться творчеством, а машины — удовлетворением их материальных потреб­ностей. Таким образом человечество придет к торжеству коммунизма, описан­ного Марксом и Энгельсом. От деклараций партийных чиновников и ученых прогнозы Виктора Сокирко отличались существенной деталью: он утверждал, что к коммунизму можно прийти только с помощью рыночной экономики.

Как и Дора Штурман, Виктор Сокирко считал, что общество — одна из разно­видностей кибернетических систем — существует по закону естественного отбора, который равнозначен «спасительной жестокости» рыночной конку­ренции. И именно благодаря постоянной борьбе множества элементов рыночная система находится в состоянии равновесия спроса и предложения. К тому же конкуренция — движущая сила другой основы коммунизма, техни­ческого прогресса. Она заставляет более слабые элементы системы заниматься новаторством, а более сильные — не поддаваться застою. Советское государ­ство представлялось Сокирко, как и Штурман, фирмой-монополистом, деградирующей из-за отсутствия конкуренции внутри системы. Он приходил к парадоксальному выводу: чтобы построить коммунизм, нужно максимально облегчить рыночную конкуренцию и ограничивать стремление центра системы (государственной бюрократии) к монополизму.

С конца 1960-х годов Виктор Сокирко активно участвовал в диссидентском движении: распространял самиздат, подписывал коллективные письма в защиту диссидентов. В 1973 году его приговорили к шести месяцам исправительных работ за отказ от дачи показаний против диссидентов Петра Якира и Виктора Красина. Сокирко мог бы получить и больший срок за свои работы, но он продолжал использовать для самиздатских статей псевдоним К. Буржуадемов, и его авторство было не установлено. В 1980 году он был приговорен к условному сроку за участие уже под своей фамилией в издании журнала «Поиски» . 

С момента выхода «Очерков» своей главной задачей Виктор Сокирко считал защиту рыночной экономики — крайне непопулярной идеи даже среди диссидентов. В 1978–1979 годах Сокирко выпустил самиздатским способом семь сборников «В защиту экономических свобод». Там были не только статьи о пользе рыночной экономики, но и критические отклики на «Очерки расту­щей идеологии» К. Буржуадемова. Таким образом Сокирко примирял две конкурирующие идеологии и находил сторонников в обоих лагерях. Однако выводы диссидента все равно многим казались спорными: и на Западе, и в Со­ветском Союзе считали, что капитализм и коммунизм — два несовместимых пути развития общества. Во время перестройки Виктор Сокирко создал и воз­главил Общество защиты осужденных хозяйственников и экономических свобод. Оно занималось защитой людей, осужденных за реализацию эконо­мической деятельности.

Кибернетика и футурология 

Виктор Сокирко читал «Кибернетику» Норберта Винера и ссылался на пьесу Карела Чапека «R.U.R.»  как на возможный сценарий кибернетического будущего. Однако для него и для Доры Штурман главной целью было не пред­сказать путь развития человечества, а утвердить свои идеологические взгляды. Не кибернетика привела Сокирко и Штурман к либеральным убеждениям, она стала лишь инструментом защиты их идей о перспективах развития советского общества. На фоне других, более полемических и эмоциональных самиздат­ских работ о советском обществе, книги Штурман и Сокирко выглядели серьез­ными исследованиями, основанными на научных теориях и экономической статистике. И все же это публицистические, а не научные труды.

В отличие от Штурман и Сокирко Валентин Турчин пришел к своим взглядам через знакомство с кибернетикой. Он заинтересовался ею как общей теорети­ческой дисциплиной, потенциально пригодной для ответа на разные философ­ские вопросы. Сейчас идеи Валентина Турчина об универсальных космических законах эволюции, которым подчинена жизнь человечества, кажутся наив­ными. Однако в 1960-е и 1970-е годы в объяснительную силу науки и идею закономерного прогресса верили как на Западе, так и в СССР. Можно сказать, что «Инерция страха» Турчина была в духе времени. Он смело применял к общественной жизни выводы кибернетики и называл XX век веком инфор­мации. В этом его работа не отличалась от трудов известных западных ученых-футурологов, таких как Элвин Тоффлер и Дэниел Белл . Валентин Турчин предвосхитил в своей брошюре их идеи, однако не стоит думать, что у него самого не было предшественников.

Станислав Лем. Сумма технологии. Обложка издания 1974 года © Wydawnictwo Literackie

Так, в СССР были популярны произведения польского писателя-фантаста Станислава Лема. В своем футуристическом трактате «Сумма технологии», переведенном на русский в 1968 году, он также соединял эволюцию человечества с эволюцией живой природы. Лем утверждал, что разумная жизнь появилась в космосе закономерно, вслед за низшими формами жизни. Больше того — в «Сумме технологий» Лем настаивал на том, что все страны мира стоят на грани глобального единства, когда национальные и государственные границы отойдут на второй план. Нельзя не увидеть в этом сходство с главной идей Турчина — о постепенном усложнении кибернетических организмов согласно закону увеличивающейся интеграции. 

Были и другие — футуристическая работа писателя-фантаста Артура Кларка «Черты будущего» (изданная в 1962 году и переведенная на русский в 1966-м) или популярная книга советского астрофизика Иосифа Шкловского «Вселен­ная. Жизнь. Разум» 1962 года. В них тоже говорилось о единстве человека и космоса, главенстве информации для будущего объединенного человечества.

Обложка книги Артура Кларка «Черты будущего». 1966 год© Издательство «Мир»

Все эти работы относились к футурологии. Как особая научная дисциплина, которая пытается предсказать будущее человечества на основе выводов естественных и точных наук, футурология появилась как раз в 1960-е годы. Когда люди открыли дорогу в космос, они почувствовали себя неотъемлемой частью космической системы. Казалось, что физические и химические законы развития вселенной одинаково применимы как к микробам и растениям, так и к человеку. 

История советской кибернетики показала, что у науки нет границ. Ее влияние на общественную мысль в СССР было таким же, как в США, несмотря на цен­зуру и идеологические препоны. Кибернетика позволяла отстаивать противо­положные идеологические взгляды: однопартийную и многопартийную систе­мы, плановую и рыночную экономику, сплоченное и разъединенное общество. Но главное, базовое «демократическое» правило кибернетики оставалось неизменным: чтобы успешно развиваться, государство должно обеспечивать свободу населению и находиться под его контролем. https://arzamas.academy/materials/2277?