Западная наука об управлении сложными системами стала опорой не только советской плановой экономики, но диссидентов, которые с ее помощью доказывали, что СССР нужны рыночная конкуренция, многопартийность и свобода слова.
С самого начала кибернетика была не просто наукой, нацеленной на применение математических методов в разработке вычислительной и военной техники. Основоположник кибернетики Норберт Винер видел ее предназначение в изучении процессов контроля и связи в сложных системах, подобных человеческому мозгу или вычислительным машинам. И хотя социологией Винер не занимался, в число таких систем он включал «общественную систему» и как человек, неравнодушный к политике и морали, анализировал с точки зрения нового кибернетического мышления в том числе и политические режимы. Согласно базовым положениям кибернетики, любой системе постоянно угрожает опасность возрастающего беспорядка и перехода в состояние хаоса. Чтобы система находилась в состоянии порядка или равновесия (гомеостаза), центр системы и его элементы должны беспрепятственно получать информацию и обмениваться ею в порядке обратной связи. Если же государство как общественная система чрезмерно контролирует мысли людей, а его аппарат непроницаем для обратной связи, никакого обмена информацией не происходит, стабильность государства находится под угрозой. В своих работах 1950-х годов Винер предупреждал о неустойчивости не только тоталитарной системы СССР, но и американского маккартизма.
Теоретические положения кибернетики оказались настолько универсальными, что повлияли на развитие общественных наук в США. В приложении к ним кибернетика становилась своего рода демократической теорией. Она утверждала, что централизованно принимать решения без участия населения неэффективно, а репрессивно контролировать граждан и вовсе вредно. Не говоря уже о том, что в XX веке контроль чаще всего подразумевал цензуру и подавление инакомыслящих, то есть ограничение свободы информации — основы основ кибернетики.
Иллюстрация из статьи Дэвида Истона «Подход к анализу политических систем» в журнале World Politics. 1957 год© Cambridge University Press
После реабилитации кибернетики в Советском Союзе во второй половине 1950-х годов перед советскими интеллектуалами встала непростая задача — представить ее обществу и партийным чиновникам областью знания, которая не противоречит официальной коммунистической идеологии. Кибернетика стала «наукой об оптимальном управлении» (так назвал в 1964 году свою книгу один из советских первопроходцев кибернетики Аксель Берг). Она обещала с помощью ЭВМ рационализировать советскую плановую экономику и как можно скорее привести советское общество к коммунистическому раю (сборник статей 1961 года под редакцией того же Берга так и назывался: «Кибернетику на службу коммунизму» и выходил потом как серийное издание). Так кибернетика в публичном пространстве стала служанкой советской экономики. Но никакие рассуждения о свободе информации и автономии общества не могли появиться на страницах официальной печати, так как противоречили доктрине марксизма-ленинизма и подрывали установившееся в СССР положение вещей (которое подразумевало цензуру, подавление инакомыслия, централизованное планирование экономики без местного контроля, отсутствие хотя бы полуавтономных от коммунистической партии областей экономической и общественной жизни). И тем не менее в 1967 году американский математик Герберт Левин, высказывая предположение, что новая наука все-таки сможет повлиять на общественную мысль в СССР, писал, что «кибернетика, ставшая новой верой в Советском Союзе, может оказаться идеологической опорой, необходимой Советам, чтобы принять использование рыночных механизмов. Это может позволить им рассматривать изгибы и колебания рынков не как признаки анархии (как их видел Маркс), а как реакции на механизмы обратной связи».
Левин оказался прав: в конце 1960-х и в 1970-х годах кибернетика действительно смогла повлиять на общественную жизнь СССР, но не так, как он предполагал. С помощью кибернетики советские диссиденты анализировали в самиздате социально-политическое устройство СССР.
Диссидентское движение в СССР в основном состояло из представителей научно-технической и гуманитарной интеллигенции. Кибернетика не могла не попасть в поле их зрения — больше того, как писал математик Владимир Успенский, она сплотила советскую интеллигенцию в неформальное общественное движение . Советские математики, биологи, лингвисты и инженеры читали изданные по-русски многотысячными тиражами работы классиков кибернетики (Норберта Винера, Уильяма Эшби, Клода Шеннона) и по-своему применяли их в своих науках. Так, математик и диссидент Александр Есенин-Вольпин в 1964 году написал статью на тему «Логика и кибернетика». Ставший в 1960-е годы известным правозащитником генерал Петр Григоренко руководил кафедрой военной кибернетики в Военной академии им. Фрунзе в конце 1950-х годов. Литовский поэт и филолог Томас Венцлова, поссорившийся с советской властью в 1970-е годы, интересовался кибернетикой как новым некоммунистическим стилем мышления. В 1965 году Венцлова даже написал книгу «Голем, или Искусственный человек» на волновавшую тогда всех тему искусственного интеллекта. Кибернетика проникала во все области знания и неизбежно должна была повлиять на общественно-политическое мышление людей, недовольных советской реальностью.
«Инерция страха» Валентина Турчина
До 1964 года физик Валентин Турчин работал в Физико-энергетическом институте в Обнинске. Заинтересовавшись кибернетикой, перешел в Институт прикладной математики СССР, где занимались космонавтикой, биологической кибернетикой и информатикой. Там он изобрел один из первых языков программирования рефал.
«Инерцию страха» Турчин написал в 1968 году. Это было время застоя, независимая от коммунистической партии общественная жизнь подавлялась, шла борьба с инакомыслящими. Александра Есенина-Вольпина принудительно заключили в психиатрическую больницу; четырех молодых людей судили за изготовление и распространение самиздатского сборника документов о судебном процессе над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем . И одновременно это было время диссидентской активности. В 1968 году была развернута общественная кампания — писались коллективные письма в защиту диссидентов и — параллельно — демократических прав и свобод, зафиксированных в Конституции СССР. В кампании принимали участие в основном ученые, в их числе был и Валентин Турчин.
В своей брошюре Турчин диагностировал отсутствие в СССР основных демократических свобод и объяснил это «инерцией страха», которая сохранилась после правления Иосифа Сталина и мешает построению настоящего коммунистического общества. Задачей своей работы Турчин назвал «апологию научного коммунизма», который отличался бы как от «тоталитарного» коммунизма, установившегося в СССР, так и от «буржуазных» обществ Запада. Он верил, что партийных чиновников можно убедить в необходимости демократизации советской социально-политической системы, поэтому сначала отправил статью в официальный журнал коммунистической партии «Коммунист». Разумеется, там Турчину отказали в публикации. Тогда он распространил брошюру со статьей «Инерция страха» через самиздат.
Тезис работы Валентина Турчина заключался в том, что человечество эволюционирует в соответствии с универсальным космическим законом увеличивающейся интеграции. Человечество и отдельные общества — это системы, структура которых постоянно усложняется. Связей между элементами становится все больше, элементы распределяют между собой функции и выполняют их все более эффективно. В обществах элементами системы являются люди, воздействующие друг на друга своими поступками и переданной информацией. Валентин Турчин считал, что высшие цели развития человечества как части космоса — все большее сплочение людей (социальная интеграция) и реализация свободы творческого начала личности. В «буржуазных» западных обществах свобода личности достигалась за счет разъединения индивидов. В «тоталитарной» системе СССР, наоборот, социальная интеграция компенсировала подавление свободы личности, лишь выполнявшей инструкции вышестоящих инстанций иерархии. По мнению Турчина, очевидное противоречие между двумя эти целями должно быть разрешено в настоящем коммунистическом обществе, основанном на демократических началах: свободе слова и контроле за управляющими органами. В нем отдельная личность продолжала бы реализовывать свою творческую свободу, подобно клеткам, объединяющимся в организме и продолжающим выполнять свои биологические функции.
Валентин Турчин исходил из базовых положений кибернетики, которую он называл «теорией систем» . Анализ советского общества как кибернетической системы позволял ему отстаивать интересы интеллигенции, страдавшей от цензуры. В «Инерции страха» он подчеркивал, что сложные системы, такие как советская экономика, нуждаются в свободе создания, распространения и анализа информации. Турчин не соглашался с официальными глашатаями советской кибернетики, которые видели в ней инструмент еще большей централизации плановой экономики — благодаря ЭВМ, эффективно направляющим данные из периферии в центр системы (Госплан СССР). Согласно кибернетическому подходу Турчина, усложнение любой системы ведет к увеличению количества информации. Поэтому, утверждал диссидент, нужно децентрализировать управление, расчленить систему на полуавтономные подсистемы, где была бы обеспечена свобода получения и распространения информации. С точки зрения Турчина, коммунистическая партия должна была произвести такую «демократизацию», чтобы советское общество развивалось согласно естественным кибернетическим законам.
«Демократизация» Валентина Турчина не требовала многопартийности и рыночной экономики. Он признавал положительное влияние конкуренции на развитие систем, но настаивал, что общество движется вперед за счет внутренних сил и противоречий. Согласно Турчину, многопартийность нарушает принцип интеграции, так как стимулирует социальную и политическую борьбу. Напротив, в одной партии, основанной на свободе дискуссий и контроле за руководством, лучше решаются общественные проблемы и сохраняется равновесие системы:
«Если народное хозяйство можно уподобить костно-мышечной системе человека, аппарат государственного управления — нервной системе, то партию можно сравнить с кровеносной системой. Она обеспечивает глубокое „химическое“ единство организма, совместимость тканей и органов, столь различных по своим функциям».
Трактат Валентина Турчина широко распространился в самиздате и нашел как сторонников — благодаря защите коммунистической утопии без явной критики марксизма-ленинизма, — так и противников — по той же самой причине. В 1970 году Турчин вместе с другими известными диссидентами, физиком Андреем Сахаровым и историком Роем Медведевым, написал публичное письмо руководителям коммунистической партии и советского правительства. Идея написать письмо принадлежала именно Турчину. Андрей Сахаров вспоминал, что его главная мысль заключалась в «необходимости демократизации и интеллектуальной свободы для успеха научно-технического прогресса нашей страны» . Это были все те же идеи, которые Турчин озвучивал в «Инерции страха».
В том же 1970 году Валентин Турчин закончил писать книгу «Феномен науки. Кибернетический подход к эволюции», где развивал мысли об эволюции всех живых существ во вселенной как усложнении их «кибернетической» организации. В 1973 году книгу не выпустили из-за того, что Турчин публично поддерживал известных диссидентов. В 1974 году он стал председателем московского отделения правозащитной организации Amnesty International и был уволен с работы. В 1977 году он получил приглашение на работу из Университета Нью-Йорка, куда ему в итоге удалось попасть через Израиль. В эмиграции Валентин Турчин продолжил заниматься кибернетикой, теперь — как всеохватывающей философией, объясняющей любые процессы во вселенной и отвечающей на главные философские вопросы — о свободе воли, нравственных ценностях, пределах познания и т. д.
«Наш новый мир» Доры Штурман
В 1971 году литературовед из Харькова Дора Штурман опубликовала в самиздате под псевдонимом В. Е. Богдан книгу «Наш новый мир. Теория, эксперимент, результат».
Дора Штурман заинтересовалась социально-экономическим и политическим устройством советского общества еще в начале 1940-х, когда была студенткой филологического факультета Харьковского университета. В эвакуации в Алма-Ате она написала статью о жизни и творчестве Бориса Пастернака, в предисловии к которой рассуждала о советском обществе с точки зрения марксистко-ленинской философии. Она пришла к выводу, что советский строй является не социалистическим, а монокапиталистическим — в нем тенденция увеличения монополизации капитала и эксплуатации рабочих, наблюдавшаяся в западных обществах, нашла завершение в виде всепоглощающего государства во главе с коммунистической партией. В 1944 году Штурман и ее друзей, с которыми она обсуждала свои идеи, арестовали и приговорили к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. После освобождения она работала в сельских школах Харьковской области, а после смерти Сталина в 1953 году даже вступила в партию (ее исключили в 1962 году за сокрытие судимости). В мемуарах Штурман вспоминала, что последовавшая за кончиной вождя оттепель привела к информационному буму — публикации дотоле неизданной или запрещенной художественной, публицистической и научной литературы. В том числе — о кибернетике. Вернувшись в Харьков в 1962 году, Штурман начала писать работу о советском социально-экономическом и политическом устройстве. В 1968 году записи в тетради превратились в масштабное исследование — книгу «Наш новый мир».
Штурман была необычайно начитана в области кибернетики: в своей работе она ссылалась на западных классиков, переведенных на русский язык (Норберт Винер, Уильям Эшби), и на советских ученых, занимавшихся кибернетикой. Кроме того, друзья снабжали Штурман малодоступной литературой из самиздата, тамиздата , частных библиотек и спецхрана .
Как и Валентин Турчин, Дора Штурман считала, что политическая и экономическая организация советского общества не соответствует законам существования кибернетических систем. Однако, в отличие от Турчина, с помощью кибернетики Штурман отстаивала либеральные, а не коммунистические взгляды.
По мнению Доры Штурман, люди, подобно элементам любых систем, выполняющим свои индивидуальные функции, преследуют личные интересы. Она ссылалась на статьи коллектива советских биологов и математиков, где исследовался локальный способ организации биологических организмов : цели отдельных элементов не подчиняются директивам центра системы, а объединяются таким образом, чтобы приносить пользу всей системе. Штурман настаивала, что общественные системы должны быть устроены так же. В этом ее взгляды совпадали со взглядами Валентина Турчина: функции отдельных элементов, соединившись, дают системе новое положительное качество. Однако Дора Штурман не считала, что развитие системы происходит за счет внутренних сил и противоречий. Опираясь на знания из области биологической кибернетики, она писала, что общественные системы развиваются согласно принципу естественного отбора. Она отождествляла его с рыночной конкуренцией.
В зависимости от доступа к информации Штурман делила общественные системы на два типа: демократии и диктатуры. Она считала, что в основе демократии лежат «законы капиталистического рынка»: свобода производства и потребления информации. Диктатура, напротив, означает «крайнюю степень монополизма в области информационного предложения» . В условиях диктатуры все элементы ограничены в информационном обмене и подчинены целям центра системы, сформулированным без их участия. В этой части Штурман развивала свои старые идеи о советском государстве и даже применяла к нему термин «монокапитализм», который придумал ее друг Марк Черкасский накануне их ареста в 1944 году. Следуя рыночной логике, Штурман считала, что только постоянная конкуренция множества элементов системы — производителя информации способна уберечь общество от монополизма диктатуры. Из этого заключения вытекало требование существования множества идей и партий, борющихся на политическом рынке, подобно предприятиям, конкурирующим за потребителей. Так Штурман приходила к тому же выводу, что и Валентин Турчин, — о необходимости демократизации для поддержания равновесия и развития общественной системы. Вместе с тем она расходилась с ним по поводу целей демократизации. Если Турчин считал, что в рамках одной коммунистической партии люди должны общаться и нащупывать общие интересы, то Штурман полагала, что общество представляет собой конгломерат людей и социальных слоев с разными интересами, которые они должны отстаивать в перманентной борьбе на идеологическом рынке. Постоянная борьба идей и интересов и является, как считала Штурман, сутью демократии.
Книга Доры Штурман была примечательна наличием схем систем демократии и диктатуры. Похожие схемы строили западные социологи и политологи, находившиеся под влиянием кибернетики.
Работа Доры Штурман, написанная под псевдонимом В. Е. Богдан, в машинописном виде попала в Москву в 1971 году. Как и трактат Валентина Турчина, она нашла среди инакомыслящей интеллигенции и критиков, и сторонников. Рой Медведев, соавтор Турчина по письму к руководителям Советского Союза, посчитал ее вредной за критику социализма и коммунизма. Напротив, Петр Григоренко нашел работу настолько убедительной и интересной, что пригласил ее автора в Москву для знакомства. Однако Штурман оставалась инкогнито. Вторая редакция книги появилась в самиздате в 1974 году, вышло около ста копий. Книгу читали не только в Москве, но и на Украине. С популярностью пришла опасность нового ареста за антисоветскую агитацию (статья 70 Уголовного кодекса РСФСР) и распространение измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй (статья 190-1 Уголовного кодекса РСФСР). В 1977 году Штурман репатриировалась с семьей в Израиль. Она сумела перевезти «Наш новый мир» с другими работами через границу на фотопленке и в 1981 году опубликовала книгу в Иерусалиме, где работала в университете. В 1980-е годы Дора Штурман стала известным тамиздатским автором. Она продолжила заниматься исследованием советской истории, политики и экономики и открыто участвовала в идеологических дебатах советских диссидентов.
«Очерки растущей идеологии» Виктора Сокирко
Предсказание Герберта Левина о том, что кибернетика откроет дорогу рыночному мышлению в СССР, сбылось не только для Доры Штурман, но и для Виктора Сокирко. В 1970 году он написал и распространил через самиздат свою работу «Очерки растущей идеологии (Антигэлбрейт )», чтобы «кибернетически оправдать капитализм».
Очерки растущей идеологии. 1974 год. Виктор Сокирко опубликовал свою книгу под псевдонимом — К. Буржуадемов, образованным от выражения «буржуазная демократия». © Издательство «Эхо»
Инженер по образованию, Виктор Сокирко читал футуристические произведения Станислава Лема и верил в наступление кибернетической революции. Сегодня мы бы назвали Сокирко технооптимистом. Он считал, что внедрение машин в экономику полностью вытеснит человека из производства. За человеком останется только функция центра экономической системы — он будет определять цели для машин. Полная автоматизация производства приведет к исчезновению наемного труда и эксплуатации. Люди будут заниматься творчеством, а машины — удовлетворением их материальных потребностей. Таким образом человечество придет к торжеству коммунизма, описанного Марксом и Энгельсом. От деклараций партийных чиновников и ученых прогнозы Виктора Сокирко отличались существенной деталью: он утверждал, что к коммунизму можно прийти только с помощью рыночной экономики.
Как и Дора Штурман, Виктор Сокирко считал, что общество — одна из разновидностей кибернетических систем — существует по закону естественного отбора, который равнозначен «спасительной жестокости» рыночной конкуренции. И именно благодаря постоянной борьбе множества элементов рыночная система находится в состоянии равновесия спроса и предложения. К тому же конкуренция — движущая сила другой основы коммунизма, технического прогресса. Она заставляет более слабые элементы системы заниматься новаторством, а более сильные — не поддаваться застою. Советское государство представлялось Сокирко, как и Штурман, фирмой-монополистом, деградирующей из-за отсутствия конкуренции внутри системы. Он приходил к парадоксальному выводу: чтобы построить коммунизм, нужно максимально облегчить рыночную конкуренцию и ограничивать стремление центра системы (государственной бюрократии) к монополизму.
С конца 1960-х годов Виктор Сокирко активно участвовал в диссидентском движении: распространял самиздат, подписывал коллективные письма в защиту диссидентов. В 1973 году его приговорили к шести месяцам исправительных работ за отказ от дачи показаний против диссидентов Петра Якира и Виктора Красина. Сокирко мог бы получить и больший срок за свои работы, но он продолжал использовать для самиздатских статей псевдоним К. Буржуадемов, и его авторство было не установлено. В 1980 году он был приговорен к условному сроку за участие уже под своей фамилией в издании журнала «Поиски» .
С момента выхода «Очерков» своей главной задачей Виктор Сокирко считал защиту рыночной экономики — крайне непопулярной идеи даже среди диссидентов. В 1978–1979 годах Сокирко выпустил самиздатским способом семь сборников «В защиту экономических свобод». Там были не только статьи о пользе рыночной экономики, но и критические отклики на «Очерки растущей идеологии» К. Буржуадемова. Таким образом Сокирко примирял две конкурирующие идеологии и находил сторонников в обоих лагерях. Однако выводы диссидента все равно многим казались спорными: и на Западе, и в Советском Союзе считали, что капитализм и коммунизм — два несовместимых пути развития общества. Во время перестройки Виктор Сокирко создал и возглавил Общество защиты осужденных хозяйственников и экономических свобод. Оно занималось защитой людей, осужденных за реализацию экономической деятельности.
Кибернетика и футурология
Виктор Сокирко читал «Кибернетику» Норберта Винера и ссылался на пьесу Карела Чапека «R.U.R.» как на возможный сценарий кибернетического будущего. Однако для него и для Доры Штурман главной целью было не предсказать путь развития человечества, а утвердить свои идеологические взгляды. Не кибернетика привела Сокирко и Штурман к либеральным убеждениям, она стала лишь инструментом защиты их идей о перспективах развития советского общества. На фоне других, более полемических и эмоциональных самиздатских работ о советском обществе, книги Штурман и Сокирко выглядели серьезными исследованиями, основанными на научных теориях и экономической статистике. И все же это публицистические, а не научные труды.
В отличие от Штурман и Сокирко Валентин Турчин пришел к своим взглядам через знакомство с кибернетикой. Он заинтересовался ею как общей теоретической дисциплиной, потенциально пригодной для ответа на разные философские вопросы. Сейчас идеи Валентина Турчина об универсальных космических законах эволюции, которым подчинена жизнь человечества, кажутся наивными. Однако в 1960-е и 1970-е годы в объяснительную силу науки и идею закономерного прогресса верили как на Западе, так и в СССР. Можно сказать, что «Инерция страха» Турчина была в духе времени. Он смело применял к общественной жизни выводы кибернетики и называл XX век веком информации. В этом его работа не отличалась от трудов известных западных ученых-футурологов, таких как Элвин Тоффлер и Дэниел Белл . Валентин Турчин предвосхитил в своей брошюре их идеи, однако не стоит думать, что у него самого не было предшественников.
Станислав Лем. Сумма технологии. Обложка издания 1974 года © Wydawnictwo Literackie
Так, в СССР были популярны произведения польского писателя-фантаста Станислава Лема. В своем футуристическом трактате «Сумма технологии», переведенном на русский в 1968 году, он также соединял эволюцию человечества с эволюцией живой природы. Лем утверждал, что разумная жизнь появилась в космосе закономерно, вслед за низшими формами жизни. Больше того — в «Сумме технологий» Лем настаивал на том, что все страны мира стоят на грани глобального единства, когда национальные и государственные границы отойдут на второй план. Нельзя не увидеть в этом сходство с главной идей Турчина — о постепенном усложнении кибернетических организмов согласно закону увеличивающейся интеграции.
Были и другие — футуристическая работа писателя-фантаста Артура Кларка «Черты будущего» (изданная в 1962 году и переведенная на русский в 1966-м) или популярная книга советского астрофизика Иосифа Шкловского «Вселенная. Жизнь. Разум» 1962 года. В них тоже говорилось о единстве человека и космоса, главенстве информации для будущего объединенного человечества.
Обложка книги Артура Кларка «Черты будущего». 1966 год© Издательство «Мир»
Все эти работы относились к футурологии. Как особая научная дисциплина, которая пытается предсказать будущее человечества на основе выводов естественных и точных наук, футурология появилась как раз в 1960-е годы. Когда люди открыли дорогу в космос, они почувствовали себя неотъемлемой частью космической системы. Казалось, что физические и химические законы развития вселенной одинаково применимы как к микробам и растениям, так и к человеку.
История советской кибернетики показала, что у науки нет границ. Ее влияние на общественную мысль в СССР было таким же, как в США, несмотря на цензуру и идеологические препоны. Кибернетика позволяла отстаивать противоположные идеологические взгляды: однопартийную и многопартийную системы, плановую и рыночную экономику, сплоченное и разъединенное общество. Но главное, базовое «демократическое» правило кибернетики оставалось неизменным: чтобы успешно развиваться, государство должно обеспечивать свободу населению и находиться под его контролем. https://arzamas.academy/materials/2277?